— Бездетных? — удивился Харри.

Так вот что объединяло жертв, вот чего они не заметили в расследовании. Неудивительно, что у таких молодых женщин не было детей.

— Конечно. Неужели ты этого не понял? Terra nullius,Харри! Когда вы пришли сюда, то решили, что раз мы не засеиваем землю, она нам не нужна. Вы отнимали у нас нашу землю, насиловали ее и убивали у нас на глазах. — Тувумбе не надо было повышать голос — и так было слышно каждое слово. — Ваши бездетные женщины — это моя terra nullius,Харри. Если никто их не оплодотворил, следовательно, они ничейные. Я только следую логике белых и делаю, как они.

— Но ты сам называешь это манией, Тувумба! Ты сам понимаешь, насколько ты болен!

— Конечно, я болен. Но мне нравится моя болезнь, Харри. Она избавляет меня от другой, опасной болезни, от которой организм перестает сопротивляться и разлагается. Не приуменьшай роль маний, Харри. Они важны в любой культуре. Ваша христианская вера, например, открыто говорит, как трудно верить, как сомнения терзают даже самых мудрых и праведных священников. Но разве признать сомнение не равносильно тому, чтобы допустить, что вера человека — его мания, представление, против которого борется его разум? Нельзя так просто отбрасывать свои мании, Харри. Может быть, награда ждет по ту сторону радуги.

Харри лег на кровать. Он пытался не думать о Биргитте, о том, что у нее нет детей.

— А как ты узнавал, что они бездетные? — услышал он свой собственный хриплый голос.

— Я спрашивал.

— Спрашивал…

— Некоторые говорили, что у них есть дети, — думали, я пожалею их ради детей. Я давал им тридцать секунд, чтобы это доказать. По-моему, мать, которая не носит с собой фотографию, где она снята с ребенком, — это не мать.

Харри стало не по себе.

— А почему блондинки?

— Ну, это не то чтобы правило. Просто так было меньше шансов, что они принадлежат к моему народу.

Харри старался не думать о белоснежной коже Биргитты.

Тувумба тихо рассмеялся:

— Понимаю, Харри, тебе многое хочется узнать, но разговоры по мобильнику — дорогая забава, а у таких идеалистов, как я, денег всегда в обрез. Ты знаешь, что делать. И чего не делать.

И он положил трубку. Пока они говорили, комната погрузилась в серый сумрак. Из дверного проема осторожно выполз таракан и остановился, будто разведывая обстановку. Харри съежился под одеялом. За окном начала свой поздний концерт птица кукабурра. Кинг-Кросс снова захлестнула ночная суета.

Харри снилась Кристина. Может быть, прошло несколько секунд быстрого сна, а может, и больше, потому что перед глазами пронеслось полжизни. Кристина, в зеленом халате Харри, гладила его по волосам и просила уехать с ней. Он спросил куда, но она уже стояла у открытой балконной двери, и детские голоса во дворе заглушали ее голос. Иногда его так слепило солнце, что все для него исчезало.

Он встал с постели и подошел поближе, чтобы услышать ее ответ, но она заливисто рассмеялась и убежала на балкон, залезла на перила и зеленым шариком слетела вниз. Медленно кружась над крышами, она кричала: «Приходите все! Приходите все!» Потом во сне он бегал по всем знакомым и спрашивал, где будет праздник. Но те либо не знали, либо уже уехали. Тогда он пошел во Фрогнербад, но ему не хватило денег на входной билет, и пришлось перелезать через ограду.

Оказавшись с другой стороны ограды, он понял, что сильно оцарапался: красная дорожка крови тянулась за ним по траве, щебенке и ступенькам вышки. Вокруг ни души, Харри лег на спину и стал смотреть в небо, слушая, как кровь капает на край бассейна, далеко внизу. А далеко вверху, возле солнца, он заметил кружащуюся зеленую фигурку. Он посмотрел из-под ладони и отчетливо увидел ее, прекрасную и почти прозрачную.

Ночью он просыпался — один раз, от громкого звука, похожего на выстрел. Он лежал и слушал, как идет дождь и гудят улицы Кингз-Кросс, а потом снова заснул. И весь остаток ночи видел во сне Кристину. Только иногда у нее были рыжие волосы и говорила она по-шведски.

20

Компьютер, Дамский залив и как на деле работает мобильный телефон

Девять часов.

Лебье уткнулся в дверь лбом и закрыл глаза. Рядом ждали указаний двое полицейских в черных бронежилетах и с оружием наизготовку. Сзади на лестнице стояли Уодкинс, Юн и Харри.

— Все. — Лебье осторожно вытянул отмычку из замочной скважины.

— И помните: если квартира пустая — ничего не трогать! — шепнул Уодкинс.

Встав сбоку, Лебье открыл дверь, и полицейские вошли, держа пистолеты обеими руками.

— Уверены, что там нет сигнализации? — шепотом спросил Харри.

— Мы проверили все городские охранные службы — на эту квартиру ничего не зарегистрировано, — ответил Уодкинс.

— Тсс, что это за звук? — насторожился Юн.

Но другие ничего не услышали.

— Вот тебе и часовая бомба, — сухо сказал Уодкинс.

Один из полицейских показался снова:

— Чисто.

Все облегченно вздохнули. Лебье попытался включить свет в коридоре, но выключатель не работал.

— Забавно. — Он попробовал выключатель и в маленькой, но опрятной гостиной — безрезультатно. — Пробка, наверное.

— Ничего, — отмахнулся Уодкинс. — Для обыска света более чем достаточно. Харри, берешь кухню. Лебье — ванную. Юн?

Юн подошел к письменному столу у окна в гостиной, где стоял компьютер.

— У меня такое чувство… — протянул он. — Лебье, возьми фонарик, проверь пробки в коридоре.

Лебье ушел. Вскоре в коридоре зажегся свет, а компьютер включился.

— Проклятье! — сказал Лебье, возвращаясь в комнату. — На пробку был намотан провод. Пришлось его снять. Но я проследил, куда он ведет, — к двери.

— Замок ведь электронный? Пробка была соединена с замком таким образом, чтобы, когда дверь откроется, отключилось электричество. А звук был от выключающегося компьютера. — Юн нажал на какую-то клавишу. — На этой машине стоит « rapid resume», [109] так что мы сможем увидеть программы, работавшие в момент отключения.

На экране появилось синее изображение Земли, из колонок раздалось веселое приветствие.

— Я и не подумал! — воскликнул Юн. — Хитрый дьявол! Видите? — Он показал значок на экране.

— Юн, умоляю, давай не будем сейчас тратить на это время, — сказал Уодкинс.

— Сэр, позвольте на секундочку ваш мобильный? — попросил маленький китаец и, не дожидаясь ответа, выхватил «нокию» Уодкинса. — Какой тут домашний номер?

Харри прочитал вслух надпись на телефоне возле компьютера, Юн быстро набрал номер. Вместе со звонком послышался писк в колонках, и значок развернулся во весь экран.

— Тсс, — сказал Юн.

Через несколько секунд последовал короткий гудок, и Юн нажал на сброс.

Уодкинс нахмурился:

— Ради всего святого, Юн, чем ты занимаешься?

— Боюсь, сэр, что Тувумба все-таки поставил сигнализацию. И она сработала.

— Объясни! — Чаша терпения Уодкинса начала переполняться.

— Видите, активизировалась программа. Это обычная программа-автоответчик, через модем соединенная с телефоном. Перед тем как уйти, Тувумба начитывает через микрофон приветствие. И когда ему звонят, сначала проигрывается это приветствие, а потом — гудок. После этого можно начитать сообщение прямо на компьютер.

— Юн, я знаю, что такое автоответчик. Что дальше?

— Сэр, когда я сейчас звонил, вы слышали приветствие?

— Нет…

— Потому что оно не было сохранено.

До Уодкинса дошло.

— Так значит, когда пропал ток, компьютер выключился и запись пропала.

— Именно, сэр. — Иногда у Юна бывали странные реакции: сейчас, например, он расплылся в улыбке. — Это и есть сигнализация, сэр.

Харри улыбаться не хотелось:

— Выходит, стоит Тувумбе только позвонить и не услышать запись, как он поймет, что кто-то у него побывал. И догадается, что «кто-то» — это мы.